Сталин и будущее России
Сталин – это наше прошлое. Почти все ХХ столетие в России прошло в тени этой политической фигуры.
Сталин – это наше настоящее. До сих пор на митингах оппозиции мелькают его портреты, до сих пор Сталин является символом, флагом за которым идут люди, до сих пор отношение к нему определяет линии политического размежевания.
Сталин – это наше возможное будущее. Тень тоталитаризма нависла над Россией – посмотрите на возникающий облик “светлого” будущего, в которое гонят вымирающую страну либералы из «Единой России». Телевидение находится под контролем государства, независимая пресса разорилась и исчезла, выборы превращены в фарс, оппозиция не только не может победить, но даже не имеет права выставить кандидата, а участие избирателей в выборах не является обязательным. В результате реформ, проведенных либералами, произошло резкое социальное расслоение населения страны. Пять процентов граждан грубо обогатились на фоне всеобщего обнищания. Экономика не оправилась от кризиса – объем производства катастрофически сократился по сравнению с советским прошлым, а оптимистические реляции правительства об экономическом росте, опираются лишь на высокие цены на нефть и выглядят неубедительно на фоне низкого уровня жизни граждан страны. Страна наполнена нефтедолларами, но бюджетных денег не хватает на поддержку социалки. Оптимистические национальные проекты, раскручиваемые правительством, выглядят пропагандистской избирательной кампанией, когда обещания (скажем «бешеных» денег за рождение второго ребенка) дают действующие правительство и президент, а расплачиваться по обещаниям будут вновь избранные. Мировоззренческий кризис, вызванный крахом традиционной идеологии и оголтелой пропагандой либерализма, дополненный общей социальной катастрофой, привел к острому сокращению продолжительности жизни, идет вымирание населения.
Политический кризис, революционная ситуация могут возникнуть в любой ближайший момент времени.
Однако характер революции в значительной степени определяется наличием, либо отсутствием массовой, то есть демократической партии. Революция может быть мирной и длительное время сохранять такой характер только при преобладающем в обществе мнении о характере дальнейшего развития страны. Если же ни одно мнение не является определяющим, то есть в обществе присутствует множество конкурирующих политических группировок, каждая из которых, даже самая мелкая, в силу той или иной случайности, может оказаться у власти, тогда направление развития становится неопределенным, вероятностным, случайным. В этом случае судьбу страны вполне вероятно решит тот или иной вооруженный мятеж, путч, заговор.
Сравните два ключевых момента развития страны – ГКЧП 1991 года и расстрел Верховного Совета в 1993 году.
В 1991 году подавляющая часть общества желала продолжения реформ. Такое мнение в значительной мере присутствовало даже в армии и других силовых структурах. Реставрация, задуманная ГКЧП, не пользовалась сколько-нибудь существенной поддержкой граждан. А потому кризис 91 года носил исключительно мирный характер.
Однако ведущая на тот момент политическая сила – Демократическая Россия – была крайне неоднородной, ее коллективные члены исчислялись не одним десятком партий и общественных организаций. (После провала ГКЧП, в ноябре 91-го, на съезде Дем.России рассматривался вопрос о роспуске организации в связи с тем, что ее основная задача – борьба с коммунистами – выполнена, тогда же из нее вышло не менее девяти партий, и Дем.Россия перестала быть массовым, то есть демократическим движением.) И вот эта неоднородность, наличие множества, зачастую диаметрально противоположных, мнений о характере дальнейшего развития страны привели к тому, что президентом, в общем-то, в значительной мере случайно, стал на тот момент беспартийный ренегат Борис Ельцин, а премьер-министром нового правительства – представитель одного небольшого экологического движения Егор Гайдар. И направление развития страны – шоковая терапия обвального введения рынка, отпуск цен на розничные товары – отнюдь не пользовалось массовой поддержкой. Читайте Мальцев А. Россия. Экономические парадоксы. В результате возникли миллионные анпиловские демонстрации протеста 1991-92 годов, которые, в силу своей массовости, давали возможность мирной смены власти и направления развития страны. Но к 1993 году анпиловское движение оказалось расколотым созданием зюгановской КПРФ, некоторых других коммунистических партий, и к противостоянию президент-парламент страна подошла в ситуации броуновского движения множества различных конкурирующих группировок. А потому народный митинг в поддержку парламента вполне компенсировался таким же митингом в поддержку президента. Исполнительная власть надавила на армию, и та получила возможность выбирать какой именно из митингов расстреливать.
В 1993 году был расстрелян парламент. Президент победил. Демократия проиграла...
Как видите, отсутствие демократической, то есть массовой-мажоритарной партии, вне зависимости от политической окраски такой партии, делает демократию эфемерной, направление развития случайным, а характер развития, с высокой вероятностью, силовым, не мирным, вооруженным, будь то путч или вооруженная революция в момент взятия власти, либо гражданская война (хотя бы и на окраинах страны) впоследствии. Будь Дем.Россия идеологически консолидированным политическим движением, ее представление о направлении и характере развития страны просто не могло бы отличаться от наиболее массового в стране, а потому ни о какой шоковой терапии, приведшей к массовому обнищанию граждан страны, не могло бы идти речи. (Во всяком случае, правительство, устроившее такой эксперимент, не смогло бы сохранить власть.) Если бы Зюганову не удалось расколоть движение Анпилова, и Трудовая Россия продолжала оставаться массовым, то есть демократическим движением, это непременно привело бы к мирной смене власти. Во всяком случае, Ельцину не удалось бы так спокойно расстрелять парламент. И так называемым демократам из СПС не пришлось бы в дальнейшем искать с Анпиловым союза с целью защиты этой самой пресловутой демократии.
Сейчас, в непосредственном преддверии революционной ситуации, в стране также отсутствует демократическая, то есть массовая политическая партия. Это делает эфемерной нашу мирную жизнь и неопределенным направление дальнейшего развития. Граждане страны столь массово уклоняются от выборов, что власть даже устранила барьер явки, позволяющий считать выборы состоявшимися. Покой в наших городах в любой момент может взорваться стрельбой, а какая-либо мелкая политическая группировка, случайно захватившая власть, определит направление дальнейшего развития при всеобщей апатии населения. Молчание - знак согласия.
Изменить такое неопределенно-эфемерное состояние современной России и гарантировать мирный характер течения политического процесса может только появление демократической, то есть массовой, мажоритарной партии, в крайнем случае, более или менее консолидированной демократической коалиции. Давайте посмотрим какой характер может иметь такая партия или коалиция.
Часть 2
Имеющийся перечень оппозиционных движений довольно ограничен, не все, кто хотел бы участвовать в создании демократической коалиции, будет в ней уместен. Так одно время (после вылета из Думы СПС и Яблока) оживились объединительные прожекты, создаваемые либералами. Касьянов, Хакамада, Каспаров, так называемые демократы(?), озабоченные крахом демократии(?), носились с планами коалиций и готовы были объединяться с недавними противниками вплоть до Анпилова. Впрочем, ложность и двусмысленность их заботы о демократии достаточно очевидна. Существенную роль в создании сегодняшней ситуации псевдодемократии сыграла борьба либералов (Дем.РоссияvДем.Выб.РосvСПС) против коммунистов. Являясь во времена Ельцина фактически правящей партией, выдвигая серию Премьер-министров из своей среды, они противились созданию правительства, ответственного перед Думой, поскольку, даже обладая властью, СПС оставалась маленькой маргинальной партией, осколком когда-то массовой и демократической Дем.России v народ не поддерживал политику правительства и в значительном количестве голосовал за коммунистов. Поэтому либералы и создали ситуацию безответственного перед Думой и народом правительства. Именно либералы настаивали на усилении барьеров в избирательном законодательстве v большая численность партий, высокий барьер прохождения в Думу. Подобные формальные ограничения, вместе с фальсификациями итогов выборов, и создали существующий режим псевдодемократии, когда выборы полностью контролируются властью и не оставляют народу возможности выбора. Либералы, находясь во власти, проявили себя как резко антидемократическая партия.
Сразу же после провала ГКЧП, как только либералы из Дем.России вошли во власть, они захватили звание демократов" в свое исключительное пользование. Если на демократической волне Перестройки (до ГКЧП) демократическое движение считалось левым, а потому было массовым, то теперь либералы, через подконтрольные им СМИ, навязали обществу определение демократического движения как правого и антикоммунистического. Как следствие демократическое(?) движение перестало быть массовым (Мальцев А. Типология партий как инструмент подавления демократии; см. также).
Вглядимся в идиотизм бытующего сейчас отождествления демократов с антикоммунистами и либералами. СПС и в лучшие свои годы набирающая от силы 15 % голосов, а сейчас и вообще вылетевшая из Думы (при том, что фальсификации на выборах направлены не против нее), партия, давшая стране череду премьер-министров, проводивших антинародную политику (развал Союза, шоковая терапия, монетаризм, катастрофически сжавший денежную массу, что привело к кризису неплатежей, дефолт), партия, непосредственно ответственная за создание в стране репрессивного избирательного законодательства и системы псевдодемократии, может быть названа демократической(?) лишь с сильного перепоя. Права человека, права меньшинств, права оппозиции и так далее и все это, разумеется, для демократии имеет значение. Но смешно говорить обо всем этом в ситуации, когда нарушены права большинства. И демократической надлежит считать партию, коалицию партий, которая, прежде всего, отстаивает интересы большинства граждан страны.
Если же предположить, что либералы все-таки примут участие в создании демократической коалиции, то таковая лишь повторит судьбу Дем.России, которая, едва взяв власть, тут же провела шоковую терапию, противоречащую коренным интересам большинства граждан России, а в результате сошла с политической сцены. Слово же дерьмократ стало бранным.
Таким образом, действительно демократическая партия (коалиция партий) может лежать лишь в лево-патриотической области политического спектра. Однако лево-патриотическая коалиция уже существовала на протяжении нескольких избирательных циклов это объединение КПРФ с патриотами. Но эта коалиция не сумела решить даже задачу получения большинства в Думе, не говоря уже о выборах президента. Имеющийся социальный потенциал электората, готового голосовать за эту коалицию, не достиг в обществе подавляющего перевеса, способного блокировать любые избирательные фальсификации действующей власти. А потому необходимо рассматривать другие варианты построения демократической коалиции, и в перспективе демократической партии.
Часто высказывается мнение, что такой массовой демократической партией может быть социал-демократическая, что российский народ вообще социал-демократ по своей натуре. Но, однако же, попытки создать массовую С-Д партию уже много лет не удаются ни сверху (аппаратно), ни снизу (путем самоопределения самих социал-демократов). Имеющиеся в стране партии социал-демократической ориентации продолжают оставаться малочисленными и в массе не демонстрируют желания объединяться.
Несомненная причина этого v присутствие на политическом поле достаточно крупной партии КПРФ, которая декларирует свою оппозиционность. И потенциальный социал-демократический электорат оказывается расколот, размывается между различными избирательными объединениями.
Для кого-то возможная коммунистическая реставрация выглядит более опасной, чем текущая политика нашего либерального правительства. Традиционный, привычный, въевшийся взгляд на коммунистов как на политических противников, быть может и верный для условий СССР, но полностью оторвавшийся от современной политической ситуации, продолжает существовать. Эта часть социал-демократического электората становится сторонником какой-либо из мелких центристских партий, пытающихся все-таки поучаствовать в выборах. Но большинство таких мелких партий не может перевалить барьер в Думу, и голоса избирателей просто теряются. Тем самым они превращаются на выборах в статистов, лишь только придающих легитимность кремлевской партии власти. Именно эту часть электората намерена подобрать вновь созданная вторая кремлевская партия Справедливая Россия.
Большая же часть потенциального социал-демократического электората полностью разочаровалась в действующей системе выборов, которая закрепляет монополию существующей власти и не оставляет возможности выбора и смены руководства страны. С другой стороны, они не видят в политике приемлемой крупной оппозиционной силы, способной сломать ситуацию. Это порождает апатию электорат уклоняется и от выборов, и от политической деятельности.
Те же, кто все-таки не желает мириться с ситуацией, видят крупную оппозиционную партию КПРФ и потенциально социал-демократический электорат, исходя из интересов дела, втягивается в орбиту зюгановской политики. Политики хотя и не социал-демократической, но не чурающейся социал-демократической демагогии. Однако даже если закрыть глаза на провокационность самого создания КПРФ, приведшего к расколу и дальнейшему фактическому исчезновению массового, то есть демократического, анпиловского движения, многолетнее существование этой партии в официальной политике показывает всю призрачность ее оппозиционности. Никакого реального влияния на текущую политику в стране КПРФ не имела, а создать коалицию, способную не просто войти в парламент, а победить на выборах, оказалась неспособна. Считаясь формально левой партией, КПРФ занимает эту политическую нишу, блокируя возможность возникновения на левом фланге действительно демократической партии или коалиции партий.
Поскольку КПРФ существует именно как парламентская партия, со всеми достоинствами и недостатками парламентских партий, (например, управляемостью из Кремля) и поскольку при существующем избирательном законодательстве возникновение новых парламентских партий без санкции Кремля практически невозможно, то до тех пор, пока у электората, у граждан, сохраняются парламентские иллюзии, создание массовой социал-демократической (да и любой другой левой) партии становится невозможным. Но поскольку КПРФ существует только и исключительно как партия думских функционеров, то по мере изживания гражданами России парламентских иллюзий, роль КПРФ будет падать, и появится возможность создания на левом фланге действительно демократической партии.
Впрочем, несмотря на то, что лево-патриотическая коалиция под эгидой КПРФ не смогла решить свои (декларируемые) задачи, стоит присмотреться v на какой основе она возникла.
Национал-патриотические организации не всегда входили в союз с коммунистами. На заре Перестройки многие патриотические организации, особенно монархической направленности, выступали против правой КПСС в союзе с левыми тогда демократами. Они выступали против тоталитарного СССР за многопартийность, то есть за возможность для себя легально заниматься политикой.
Впрочем, хватало и патриотов, которые изначально входили в коалицию с коммунистами, соединяясь вокруг депутатской группы LСоюз¦. Угроза развала Советского Союза в равной мере не нравилась ни коммунистам, выступавшим за СССР, ни патриотам, выступавшим за единую страну. Когда же развал Союза стал фактом, наступило ?торжество демократии¦, страна полностью изменилась, и старые линии политического размежевания потеряли смысл. В новых условиях, в условиях краха экономики, в условиях, когда миллионы русских стали Lлицами без гражданства¦, в условиях резкого падения уровня жизни, катастрофического обнищания масс, в условиях разгорающейся гражданской войны, гуманитарной катастрофы и начинающейся депопуляции, главным для большинства национал-патриотов стало восстановление единства страны и уже перестало быть важным v Россия ли это будет, либо Советский Союз. С другой стороны и КПРФ взяла на вооружение националистическую риторику. Так и возникла лево-патриотическая коалиция под эгидой КПРФ.
Советский Союз, вырвавшийся на передовые технологические рубежи мировой цивилизации и ставший на какое-то время по экономической мощи вторым государством мира, Советский Союз, сокрушивший самого сильного агрессора ХХ столетия, Советский Союз, задолго до Европы декларировавший создание государства всеобщего благосостояния, а по многим параметрам и построивший таковое, эта рухнувшая на наших глазах страна по имперской мощи многократно превзошла романовскую Россию, а потому превратилась в недостижимый идеал, тем более на фоне тотального краха страны, устроенного либералами. Наиболее ярким символом этой имперской мощи, флагом, олицетворяющим пик могущества страны, стал образ И.Сталина, в равной мере привлекательный и для многих национал-патриотов, и для многих коммунистов.
И хотя КПСС в свое время осудила культ личности Сталина, но на волне Перестройки и краха КПСС антисталинисты из нее в массе перешли в демократические и право-либеральные партии и движения, сталинисты же в основном остались в тех организациях, что называются сейчас коммунистическими. (Грубо-утрированно можно провести такое различение социал-демократов, социалистов и коммунистов. Коммунисты признают Сталина и за лидера, и за теоретика своих партий. Социалисты осуждают Сталина, но признают за лидера и теоретика Ленина. Социал-демократы не признают Ленина ни за лидера, ни за значимого теоретика, а Сталина считают логическим продолжением Ленина.) Таким образом, фигура Иосифа Сталина стала ярким флагом, маркером лево-патриотической коалиции КПРФ, а отношение к Сталину настолько жестко привязано к актуальным политическим позициям, что стало характеристикой линий размежевания, определивших будущее этой коалиции. Выбирая флаг, ты выбираешь судьбу.
Эта линия размежевания по отношению к Сталину послужила причиной того, что хотя лево-патриотическая коалиция под эгидой КПРФ и набрала значительный вес в обществе, хотя коммунисты и создали заметную фракцию в Думе, однако эта коалиция не получила подавляющего перевеса в обществе, а потому взять власть не смогла. Курс развития остался прежним, а депопуляция в стране продолжилась. Фигура Сталина воспринимается в России крайне неоднозначно, и хотя имеется заметное количество его апологетов, но не меньше количество и его противников. Возьмем, к примеру, сборник такого характерного для интеллигенции публициста как Е.Евтушенко [Евтушенко Е. Политика v привилегия всех. Книга публицистики. v М.: Изд. АПН, 1990. v 624с.], в нем собраны статьи в прессе преимущественно 1987-89 годов, то есть в период избирательных кампаний в ВС СССР и ВС РСФСР. Не меньше, чем в половине статей, поднимается тема сталинизма. Поднимите подшивки газет того времени, сталинизм, преодоление сталинизма v наиболее частая тема статей.
Вспомните выборы 95-96-го годов, на которых КПРФ добилась наибольшей для себя победы. Тогда голоса между Ельциным и Зюгановым распределились приблизительно поровну. Причем за Ельцина в основном голосовали не столько его сторонники, сколько противники Зюганова. Происходит это потому, что власть использует коммунистов как элемент пропаганды v привлекает на свою сторону их противников, которые в другом случае не стали бы голосовать за эту власть. И сталинизм v один из главных элементов такой пропаганды. Как пишет Эдуард Лимонов в своих мемуарах, на тех выборах намечался блок с первой тройкой v Анпилов, Терехов, Лимонов. Но вдруг Анпилов отказывается от этого блока, находит где-то внука Сталина и образует Сталинский блок с первой тройкой v Джугашвили, Анпилов, Терехов. Как я помню, этот блок вел довольно активную пропаганду в СМИ, на центральном телевидении, при крайне незначительном результате, достигнутом им на выборах. Много голосов у Зюганова этот блок отобрать не смог, так что, казалось бы, можно не обращать на него внимание. Но v и это совершенно ускользает от внимания коммунистов v пропаганда Сталинского блока значительно прибавила голосов Ельцину.
На последовавших позднее выборах КПРФ постепенно теряла сторонников, поскольку народ убеждается в неэффективности КПРФ как оппозиции. Партия власти также теряет голоса, поскольку ситуация в стране не улучшается. Но эти голоса не переходят к противникам, как это происходило бы в нормальном европейском государстве v люди просто отказываются от голосования. Подчеркнем v отказываясь голосовать за власть, люди не хотят голосовать и за имеющуюся оппозицию. Отказываясь голосовать за оппозицию, граждане не начинают голосовать и за власть. В результате в обществе углубляется раскол, а власть, чтобы сохранить видимость демократии, вынуждена снижать процент явки, необходимый, чтобы выборы считались состоявшимися.
Ситуация, когда в обществе нет одного преобладающего мнения по поводу путей развития страны, а имеется два резко противоположных мнения по какому-либо вопросу, которые, хотя и обладают заметным социальным потенциалом каждое в отдельности, но, сталкиваясь, полностью компенсируют и обнуляют друг друга, несколько похожа на ситуацию социальной пустыни, когда каких-либо массовых мнений нет вообще, а общество атомизировано. В таких условиях к власти в значительной мере случайно (или силовым путем) приходит какая-нибудь мелкая группировка, которая и осуществляет власть. И такие маргиналы, оказавшиеся у власти, озабочены не стратегическим развитием страны и повышением благосостояния народа, а только лишь сохранением существующей ситуации v сохранением собственной власти.
Часть 3
Но если изменить такую ситуацию может только создание массовой, (следовательно и демократической) партии или коалиции, то почему же созданная КПРФ лево-патриотическая коалиция не смогла стать демократической, то есть массовой? Задействовав коммунистический и патриотический электорат, коалиция, тем не менее, не стала преобладающей, набрав лишь около половины сторонников от общего числа избирателей. Очевидно, для получения подавляющего перевеса необходимо создавать новую коалицию, привлекая дополнительные группы граждан, прежде всего, социал-демократические.
Противоречия между коммунистами и социал-демократами как-то постепенно переходят из области острых конфликтов в область дискуссионную и решаемую. Та же проблема рынка и одно из самых главных противоречий в конце 80-х начале 90-х годов как-то так сама собой перестала быть проблемой. И КПРФ, к примеру, демонстрирует вполне рыночное мышление, если не в своей программе, то уж в индивидуальном поведении думских кандидатов от коммунистов во всяком случае.
И только отношение к Сталину остается противоречием. Более того, поскольку по многим вопросам текущей политики правительства позиции социал-демократов и коммунистов совпадают, то отношение к Сталину, отношение к его политике, принятие допустимости массовых репрессий, либо неприятие такого стиля политических действий, остается одним из главных противоречий между социал-демократами и коммунистами. А попытки обсудить эту проблему выявляют неполное понимание ее как социал-демократами, так и коммунистами. Диалог невозможен он распадается на два монолога. Ни антисталинисты не желают понимать сталинских апологетов, ни сталинисты не способны понять его противников. Однако для создания демократического блока партий и решения сегодняшних проблем страны необходимо устранить это противоречие и для начала хотя бы понять друг друга.
Антисталинизм наиболее развит в среде интеллигенции v именно интеллигенция была социальной базой, на которую опиралась Перестройка. Тоталитаризм, сталинизм v так называлось явление с которым боролось демократическое движение [Смотрите хотя бы Мальцев А. Ноосферная революция ]. Советский строй на протяжении почти всей своей истории был довольно репрессивен по отношению к интеллигенции, и квинтэссенцией этой репрессивности являлся сталинизм.
Октябрьскую революцию, положившую начало построению тоталитарного Советского Союза, вряд ли можно назвать демократической. В 1917 году рабочих в России было не больше, чем сейчас либералов - менее 10 % от всего населения. А Октябрьский переворот отражал интересы, прежде всего, рабочих. Лозунг "Земля v крестьянам!", обеспечил большевикам на первых порах нейтралитет крестьянства. Предпринятый в это время знаменитый Ледяной поход был неудачным именно вследствие нейтральности крестьян. У Белых не было солдат, капитаны шли рядовыми, офицерские полки хотя и многократно превосходили по боеспособности полупартизанскую в то время Красную армию, но были слишком малочисленны, чтобы изменить общую ситуацию. Интеллигенция же, хотя и поддерживала Учредительное собрание, разогнанное большевиками, была так же малочисленна, как и рабочие. Основное население крестьяне было нейтральным. Именно тут причина, так называемого, мирного шествия советской власти в конце 1917 в начале 1918 года.
Но весной 1918 из-за трудностей с хлебом (прежде всего в Петрограде) большевики ввели продразверстку, что вызвало изменение позиции крестьян. Более зажиточные встали на сторону Белых, у которых появились солдаты и началась Гражданская война. Однако во многом крестьянство (большинство населения страны) продолжало оставаться нейтральным: дезертирство крестьян и из Белой армии, и из Красной было значительным. Дезертиров ловили и ставили в строй как Белые, так и Красные.
Сознательно Красных поддерживали рабочие, 64% кадрового состава металлистов и текстильщиков, к примеру, ушли на фронт [Поляков Ю.А. Советская страна после окончания гражданской войны: территория и население. М.:Наука, 1986. С.215.], то есть практически все призывные возраста. (Рабочий класс и вытянул основную тяжесть войны и к 1921 году численность рабочего класса сократилась более чем вдвое по сравнению с 1913 годом.) Белых поддерживала прежде всего интеллигенция. Именно в те годы возникла ситуация, когда в обществе присутствуют две малочисленные, но активные и резко поляризованные политически группы, которые и определяют в стране политическую ситуацию, при нейтральности, пофигизме основной массы населения. Малочисленность активных политических групп отнюдь не препятствовала кровавому характеру Гражданской войны: отсутствие резко преобладающей силы, социальная нестабильность способствуют разгулу анархии.
Далее, после победы большевиков в гражданской войне, многие слои интеллигенции, объявленные буржуями, были лишены политических прав. И хотя во время НЭПа еще сохранялись элементы духовной свободы, однако это время было кратким. Вскоре последовало удушение НЭПа и коллективизация, сопровождаемая голодом среди крестьянства. После террора тридцатых годов стало смешно говорить о свободе слова и печати, свободе митингов и демонстраций. Репрессии против старых(?) революционеров сопровождались репрессиями против инженеров и творческой интеллигенции, а советская наука в этот период в заметной степени развивалась за колючей проволокой, в шарашках.
Пик могущества Советского Союза, время, когда СССР динамично развивался, ассоциирующийся с руководителем Союза в эти годы И.Сталиным, был в то же время и временем наибольшей репрессивности советской системы по отношению к интеллигенции. Именно поэтому можно сказать - Сталин является нашим классовым врагом.
У меня вызывает недоумение: почему коммунисты, стараясь привлечь на свою сторону как можно больше сторонников, одновременно делают своим символом классового врага интеллигентов? И при этом они удивляются, что интеллигенция поддерживает их противников, несмотря даже на то, что политика существующей власти противоречит коренным интересам интеллигенции - идет развал системы среднего и высшего образования, резко упало финансирование науки? Не в силах понять такой феномен, коммунисты исполняются какой-то обиды на интеллигенцию, обвиняя ее в предательстве, посмотрите хотя бы на творчество такого яркого коммунистического публициста, как С.Кара-Мурза. Возможно, это происходит потому, что коммунисты просто не силах понять сам этот термин - классовый враг - ощутить всю его иррационально-эмоциональную энергетику, неподвластную логическим доводам. В течение многих десятилетий советской власти существовал некий народ (?), единый с партией и ее генсеком лично, и уголовнички - друзья этого народа? Мы же, инженеры, в этой системе определений, были врагами.
Однако, несмотря на невозможность для инженеров вступать в какой-либо союз со сталинистами, для будущего России жизненно необходимо устранить ситуацию раскола, когда на политическом поле присутствуют две резко конфликтные, но немногочисленные группировки, которые в игре случайностей определяют направление развития страны при полнейшем равнодушии основной массы населения. Ситуация, когда подавляющее большинство населения игнорирует выборы, чревата непредсказуемым социальным взрывом.
А потому попытаемся внимательнее рассмотреть позицию сталинистов. Сталинисты связывают со Сталиным период, когда СССР был наиболее сильным государством и пользовался наибольшим авторитетом на международной арене - пик славы нашей страны.
Никого из тех, кто непосредственно воевал в Гражданскую, кто проводил Великий перелом, кто активно участвовал (хотя бы и в виде голосования на собрании) в сталинских чистках, то есть никого из тех, кто создавал тот строй, давно уже нет. Всем теперешним сталинистам он уже явился в созданном виде, они в значительной степени были воспитаны в его культурной атмосфере. И они относятся к ней как чему-то естественному, жестокости ускользают от их взгляда, да память человека и вообще старается запомнить только хорошее. Было бесплатное массовое образование и бесплатное массовое здравоохранение - впервые в мире. Был неуклонный рост уровня жизни, был талантливый руководитель страны, выгодно отличавшийся этим от последующих руководителей, был неуклонный рост технической и научной мощи Союза, была победа в тяжелейшей войне и высокий международный авторитет.
Все это начало исчезать после смерти Сталина. Начался рост цен и падение уровня жизни (В конце правления Сталина, наоборот, цены постоянно снижались). Произошло отставание от Запада в кибернетике, вообще наметилось постепенное и неуклонное отставание в наукоемкой промышленности. К началу Перестройки СССР не только не обогнал Америку, но сполз на третье место, уступив Японии. И образование, и медицина постепенно становились платными, сначала в форме блата и взяток. Началась критика Сталина и вызванное этим падение международного авторитета, кризис в коммунистическом движении.
Хрущев и его критика Сталина - видимый рубеж начавшегося процесса развала. При Брежневе распад продолжался, а авторитет Генерального секретаря упал в стране до последней степени. Горбачев довел Перестройку до развала страны, и те самые пресловутые свободы слова, собраний и митингов, превратились в современной России в значительной мере в фикцию, поскольку пробиться на центральные СМИ для оппозиции абсолютно нереально, а репрессивное избирательное законодательство надежно блокирует возможность создать новую партию и участвовать в выборах.
Эти факты настолько очевидны, что сталинистам крайне трудно понять, как вообще кто-либо может не признавать заслуг Сталина, не видеть, что развал СССР начался именно после его смерти и лишь завершился при Горбачеве. Что же до жестокостей Сталина, то они перекрываются жестокостями современной политической элиты - в стране идет массовая депопуляция со скоростью почти миллион человек в год.
Отметим, что апологеты Сталина это, прежде всего, рабочие, либо те, кто придерживается концепции гегемонии рабочего класса. Как пишет, например, Зиновьев, культ личности Сталина был вполне демократичным и поддерживался широкими массами рабочих [Зиновьев А.А. Зияющие высоты. В 2-х кн. Кн.1. v М.: Независимое изд. ПИК, 1990 v 318с.; Зиновьев А.А. Зияющие высоты. В 2-х кн. Кн.2. М.: Независимое изд. ПИК, 1990 v 320с. Зиновьев А.А. Коммунизм как реальность. М.:Центрполиграф, 1994 495с. Зиновьев А.А. Кризис коммунизма // Коммунизм как реальность. М.:Центрполиграф, 1994 v С.314.]. Сталинские репрессии были диктатурой именно рабочего класса. А потому рабочие и восприняли хрущевскую критику Сталина, как отмену именно своей диктатуры. И впоследствии рабочая, антиноменклатурная, то есть в некотором роде демократическая фронда выделялась именно этим v портретами Сталина на своем рабочем месте. (Как раз антиноменклатурный характер этой фронды, да и само ее наличие, ускользает от внимания антисталинистов).
Вот, к примеру, мнение Виктора Анпилова: Но вместо того, чтобы привлекать к этой функции, то есть к управлению государством, повседневному учету и контролю, миллионные массы трудящихся города и деревни, как учил нас Владимир Ильич, правящая в стране Коммунистическая партия монополизировала функции управления экономикой и распределения совокупного общественного продукта - Причем приватизировала вместе с постыдными для всякого коммуниста привилегиями, в виде спецмагазинов с продуктами лучшего качества, поликлиник и больниц с более квалифицированным медицинским персоналом, квартир повышенной комфортности, элитных школ для своих детей и так далее. Обладатели этих привилегий думали больше о личном материальном интересе, нежели об общественном. Огромный партийно-государственный бюрократический аппарат оттеснил массу рабочих и крестьян от управления страной, и сам превратился в класс, враждебный рабочим и крестьянам.[ Анпилов В. Наша борьба. М.: Трудовая Россия, 2002. С.53-54.] Анпилов связывает такую характеристику СССР как раз с послесталинскими годами. Характерно, что Анпилов волнуется только об интересах рабочих и крестьян, на интеллигенцию ему плевать, он ее даже не упоминает. Мысль, что в эпоху НТР инженеры из прослойки превращаются в класс, как и ранее в эпоху промышленной революции рабочие превратились в класс из прослойки ремесленников [Мальцев А. Ноосферная революция], даже не приходит ему в голову.
И это одна из причин, почему интеллигенция также не замечает этой фронды - это фронда не только против номенклатуры, но и против нас инженеров.
Давайте грубо оценим соотношение тех, кто по своим классовым характеристикам может допустить величие Сталина, и тех, для кого такая постановка вопроса неприемлема.
Если на момент развала Союза оценить количество тех, кто имел (или получал) высшее или среднее специальное образование, то это количество будет примерно равно тем, кто имел общее среднее образование. Количество имевших неполное среднее было примерно равно этой же величине. Соотношение между физическим и умственным трудом также было 2:1. Из этого можно ожидать, что инженеров (и техников интеллигенции) раза в два меньше, чем рабочих и крестьян. Поэтому можно было бы ожидать, что сталинистов в нашей стране должно быть в два раза больше, чем их противников. Однако, это не так, на практике политические блоки, поднимающие на свой флаг образ Сталина, не набирают более половины голосов граждан.
Советский Союз был довольно репрессивен по отношению к крестьянам, которые долгое время даже были лишены общегражданских паспортов. Вспомним также и жестокости коллективизации. А потому из числа крестьян (и рабочих) нужно исключить тех, кто лично соприкоснулся со сталинскими репрессиями, у кого были репрессированы родственники. Думаю, что казачество в своей массе вряд ли можно записать в сторонники Сталина. Учтем также, что критика культа личности, а во время Гласности и антикоммунистическая пропаганда, длительное время были значительными элементами государственной идеологии.
Все это приводит к тому, что соотношение между противниками и апологетами Сталина не 1:2, а где-то пополам. Именно это и является главной причиной того, что лево-патриотический просталинский блок КПРФ не смог победить на выборах, поскольку при примерном равенстве голосов небольшие фальсификации всегда обеспечат победу партии власти.
Таким образом, фигура Сталина, его образ, являющийся концентрированным символом советского прошлого, оказывается неразрывно связан с будущим нашей страны , будет ли Россия демократической, динамично развивающейся страной, либо эволюционировать в сторону жесткого авторитаризма, или даже беспредельной отмороженной либеральной олигархии. При сохраняющемся в обществе расколе, тем более при существующем репрессивном избирательном законодательстве, никакая мирная ротация элит становится невозможной. Власть обречена быть замкнутой, кастовой и вырождаться. Для эффективного блокирования избирательных махинаций (и в перспективе для смены власти) демократическая коалиция партий должна иметь подавляющее превышение в голосах над партией власти, а для этого необходим прочный союз основных производящих, то есть массовых классов крестьян, рабочих и инженеров. Возможность же союза рабочих и инженеров, то есть массовое голосование инженеров (интеллигенции) за эту коалицию, будет легко блокирована властью использованием такого элемента пропаганды, как сталинизм.
Таким образом, будущее России напрямую зависит от того, учтет ли интеллигенция антиноменклатурный характер сталинской фронды и пойдет на союз со сталинистами, либо будет шарахаться от него.
Таким образом, будущее России полностью определяется тем, учтут ли рабочие классовые интересы инженеров и снимут со своих флагов образ Сталина, либо будут и дальше демонстративно провозглашать его величие.
Критика культа Сталина, начатая КПСС после ХХ съезда, была инициирована широкими слоями номенклатуры, недовольными высоким уровнем репрессивности системы. Избавившись от культа, номенклатура освободилась и от какого-либо общественного контроля, который осуществлялся рабочими массами в форме сигналов в органы. Возникшая в этот период сталинистская фронда была фрондой прежде всего против номенклатуры.
Антисталинизм был флагом, поднятым демократическими массами в начале Перестройки. Всевластие чиновника по отношению к простому человеку, простому инженеру, утвердившееся в Советском Союзе в тридцатые годы, символизировала фигура Сталина, в то время руководившего страной и создавшего советскую систему. Начиная борьбу с номенклатурой, интеллигенция боролась со сталинизмом.
Только осознав главное противоречие современности, и противоречие между номенклатурой (менеджерами, управляющими) и всеми трудящимися массами, мы сможем устранить непонимание между различными классами трудящихся и создать широкую демократическую коалицию, которая остановит продолжающийся развал страны и вымирание ее населения.
Лысая гора, 2007